Подойдя к номеру, Таунсенд вставил ключ в замок и пропустил Анжелу вперед. Бутылка шампанского от администрации гостиницы, которую он так и не открыл, все еще стояла на месте в центре стола. Она сбросила пальто на стул, а он тем временем снял золотистую обертку с горлышка бутылки, вытащил пробку и наполнил два бокала до краев.
— Мне совсем чуть-чуть, — сказала она. — Я и так слишком много выпила в галерее.
Таунсенд поднял бокал, и в этот момент раздался стук в дверь. В номер вошел официант с меню, блокнотом и карандашом.
— Меня вполне устроит дуврская камбала с зеленым салатом, — заказала Анжела, не глядя в протянутое меню.
— Целиком или филе, мадам?
— Филе, пожалуйста.
— Мне то же самое, — сказал Таунсенд. Потом выбрал пару бутылок французского вина, проигнорировав свое любимое австралийское «шардоне».
Они устроились на диване, и Анжела стала рассказывать о других художниках, которые сейчас выставлялись в Нью-Йорке. Ее воодушевление и знание предмета на время заставили Таунсенда забыть, зачем он пригласил ее к себе. В ожидании ужина он осторожно подвел разговор к ее работе в галерее. Согласившись с ее оценкой нынешней выставки, он поинтересовался, почему она, заместитель директора, ничего не предприняла.
— Эта должность — одно название и почти никакого влияния, — вздохнула она.
Таунсенд наполнил ее опустевший бокал.
— Значит, все решения принимает Саммерс?
— Это точно. Я бы не стала тратить деньги фонда на эту псевдоинтеллектуальную чепуху. Здесь столько по-настоящему талантливых художников — нужно только выйти и поискать.
— Картины были удачно развешаны, — заметил Таунсенд, возвращая ее к интересующей его теме.
— Удачно развешаны? — изумленно протянула она. — Я сейчас не говорю о расположении картин — об освещении или рамах. Я имела в виду сами работы. В любом случае в этой галерее есть только одна вещь, которую следует повесить.
В дверь постучали. Таунсенд встал и впустил официанта, толкавшего нагруженную тележку. Когда ужин на двоих был накрыт, Таунсенд подписал чек и дал официанту десять долларов.
— Мне зайти попозже, чтобы все убрать? — вежливо поинтересовался официант.
Таунсенд едва заметно, но решительно покачал головой.
Анжела уже подцепила на вилку салат, когда Таунсенд сел напротив нее. Он наполнил бокалы.
— Значит, вы полагаете, что Саммерс потратил больше, чем требовалось для выставки? — подтолкнул ее он.
— Больше, чем требовалось? — повторила Анжела, делая глоток белого вина. — Да он каждый год проматывает свыше миллиона долларов из денег фонда. А мы ничего не делаем, только устраиваем приемы, единственная цель которых — еще больше раздуть его эго.
— Как же ему удается провести миллион через бухгалтерию? — Таунсенд сделал вид, что увлечен салатом.
— Ну, возьмем, к примеру, сегодняшнюю выставку. Она обошлась фонду в четверть миллиона для начала. Есть еще счет его личных расходов, которые по величине могут сравниться только с расходами Эдда Коча.
— И как же ему это сходит с рук? — Таунсенд подлил ей вина. К своему бокалу он даже не притронулся и надеялся, что она этого не заметит.
— А его никто не проверяет, — усмехнулась Анжела. — Фонд контролирует его мать, она распоряжается всеми денежными средствами — во всяком случае, до годового общего собрания.
— Миссис Саммерс? — уточнил Таунсенд, подталкивая ее к продолжению разговора.
— Она самая, — кивнула Анжела.
— Почему же она ему позволяет?
— А что она может? Несчастная женщина уже два года прикована к постели, и навещает ее только один человек — причем ежедневно. И этот человек — ее дорогой сыночек.
— Мне кажется, все изменится, когда компанию купит Армстронг.
— Почему вы так думаете? Вы его знаете?
— Нет, — поспешно ответил Таунсенд, пытаясь исправить ошибку. — Но, судя по тому, что я о нем читал, он не очень-то жалует прихлебателей.
— Надеюсь, что это правда, — сказала Анжела, наливая себе вина. — Тогда у меня, возможно, появится шанс показать, что я могу сделать для фонда.
— Наверное, поэтому сегодня вечером Саммерс ни на шаг не отходил от Армстронга.
— Он даже не представил меня ему, — обиженно произнесла Анжела, — как вы сами видели. Ллойд не откажется от своего образа жизни без борьбы, это уж точно. — Она воткнула вилку в кабачок. — А если он уговорит Армстронга подписать договор об аренде нового помещения до собрания, ему и не придется ни от чего отказываться. Вино просто потрясающее, — она поставила на стол пустой бокал. Таунсенд снова наполнил его и откупорил вторую бутылку.
— Вы, наверное, с нетерпением ждете переезда?
— Переезда? — не поняла она. Он положил ей на тарелку немного голландского соуса.
— В новое помещение, — уточнил Таунсенд. — Похоже, Ллойд нашел идеальное место.
— Идеальное? — повторила она. — Еще бы ему не быть отличным за три миллиона долларов. Только для кого идеальное? — она взяла в руки вилку с ножом.
— Ну, он же объяснил, что у вас не было особого выбора, — заметил Таунсенд.
— Нет, это означает, что особого выбора не было у правления, потому что он им так сказал.
— Но ведь аренда нынешнего здания подошла к концу, так? — сказал Таунсенд.
— В своей речи он не упомянул о том, что владелец с радостью продлил бы аренду еще на десять лет, не повышая арендной платы, — усмехнулась Анжела и взяла свой бокал. — Мне уже хватит, но вино такое вкусное, особенно после той дряни, что подавали в галерее.