Четвертое сословие - Страница 36

Когда весна сменила зиму, «ляпы» случались все реже, и вскоре Любжи уже читал про себя, сидя тихонько в углу и лишь иногда прерываясь, чтобы спросить у миссис Суитман значение незнакомого слова. Задолго до того, как снова предстать перед военным судом, он перешел на передовицы в «Манчестер Гардиан». Однажды утром миссис Суитман непонимающе уставилась на слово «индифферентный», не сумев дать ему объяснение, и Любжи решил впредь избавить ее от неловкости и пользоваться оксфордским словарем, который давно пылился под прилавком.

— Вам нужен переводчик? — спросил председатель присяжных.

— Нет, благодарю вас, сэр, — последовал ответ Любжи.

Председатель удивленно поднял брови. Он хорошо помнил, что всего шесть месяцев назад, когда он допрашивал этого великана, тот не понимал ни слова по-английски. Разве не он ошеломил их всех историей своих приключений, которые привели его в Ливерпуль? Теперь он рассказывал ту же историю, и, за исключением редких грамматических ошибок и кошмарного ливерпульского акцента, она произвела на присяжных еще большее впечатление, чем в прошлый раз.

— Итак, Хох, что бы вы хотели делать дальше? — спросил он, когда юный чех закончил свой рассказ.

— Я хочу вступить в армию и приложить руку к победе над фашистами, — прозвучал отрепетированный ответ Любжи.

— Это не так просто, Хох, — добродушно улыбнулся председатель.

— Если вы не дадите мне винтовку, я буду убивать немцев голыми руками, — дерзко заявил Любжи. — Просто дайте мне шанс показать, на что я способен.

Председатель снова улыбнулся, потом кивнул сержанту, который вытянулся по стойке «смирно» и быстро вывел Любжи из зала.

Любжи узнал, к какому решению пришли присяжные, только через несколько дней. Он разносил утренние газеты офицерам, когда к нему подошел капрал и без всяких объяснений сообщил:

— Хох, тебя хочет видеть командир.

— Когда? — спросил Любжи.

— Сейчас, — капрал развернулся и без лишних слов зашагал прочь. Любжи бросил оставшиеся газеты и побежал за ним. Тот уже скрылся в утренней дымке, направляясь в сторону служебного блока. Оба остановились перед дверью с табличкой «Командир».

Капрал постучал и, услышав «Войдите», открыл дверь, шагнул в комнату, вытянулся в струнку перед полковником и отдал честь.

— Хох доставлен по вашему приказанию, сэр, — проорал он, будто на учебном плацу. Любжи стоял прямо за капралом, и тот едва не сбил его с ног, когда сделал шаг назад.

За столом сидел элегантно одетый офицер. Любжи пару раз видел его раньше, но только издалека. Он встал по стойке «смирно» и поднял руку ко лбу, подражая капралу. Командир минуту смотрел на него, потом опустил взгляд на одинокий листок бумаги, лежавший на его столе.

— Хох, — начал он, — вас переводят из лагеря в учебную часть в Стаффордшире. Там вы вступите в саперно-строительные части в звании рядового.

— Есть, сэр, — радостно крикнул Любжи.

Полковник по-прежнему смотрел на лежавший перед ним листок.

— Вы отправляетесь из лагеря завтра в семь часов утра.

— Есть, сэр.

— Перед отъездом доложитесь дежурному. Он выдаст вам все необходимые документы, в том числе проездное предписание.

— Есть, сэр.

— Вопросы есть, Хох?

— Да, сэр, — ответил Любжи. — Саперно-строительные части убивают немцев?

— Нет, Хох, — засмеялся полковник, — но вы окажете неоценимую помощь тем, кто убивает.

Любжи знал значение слова «ценный», но не был уверен, что понимает смысл слова «неоценимый». Вернувшись в камеру, он записал его в свой словарик.

Днем он, как и было приказано, явился к дежурному и получил проездное предписание и десять шиллингов. Собрав свои немногочисленные пожитки, он в последний раз спустился с холма — ему хотелось поблагодарить миссис Суитман за все, что она сделала для него за эти семь месяцев, помогая учить английский. Он посмотрел новое слово в словаре, лежавшем под прилавком, и сказал миссис Суитман, что ее помощь была неоценимой. Она не захотела признать, что высокий молодой иностранец говорит на ее языке лучше, чем она сама.

На следующее утро Любжи приехал на вокзал, успев на поезд до Стаффорда, отправлявшийся в 7.20. Он сделал три пересадки, поезда подолгу задерживались, и за это время Любжи прочитал «Таймс» от первой страницы до последней.

В Стаффорде его ждал джип. За рулем сидел капрал Северного Стаффордширского полка. У него был такой щеголеватый вид, что Любжи обращался к нему не иначе как «сэр». По дороге в казармы капрал доходчиво объяснил Любжи, что «работяги-чурки» — сленг пока давался Любжи с трудом — это низшая форма жизни.

— Они просто кучка тыловых крыс, готовых на все, лишь бы избежать участия в боевых действиях.

— Я хочу участвовать в боевых действиях, — твердо сказал ему Любжи, — и я не тыловая крыса. — Он замялся. — Так ведь?

— Поживем — увидим, — ответил капрал и остановил джип около интендантского склада.

Любжи выдали форму рядового: коротковатые сантиметров на пять брюки, две гимнастерки, две пары серых носков, коричневый галстук (хлопчатобумажный), походный котелок, нож, вилку и ложку, два одеяла, простыню и наволочку, потом его проводили в казармы. Его расквартировали вместе с двадцатью новобранцами из окрестностей Стаффордшира, до призыва на службу они работали в основном носильщиками или шахтерами. Он не сразу понял, что они говорят на том же языке, которому его учила миссис Суитман.