«Эм-джи» стоял во дворе, и Кит не мог не признать, что выглядит он великолепно. Его даже помыли, и красный капот сиял в лучах заходящего солнца.
Механик протянул ему ключ. Кит сел за руль и включил двигатель. Машина завелась мгновенно.
— Здорово, — обрадовался он.
Механик довольно кивнул. Когда Кит вышел из машины, другой рабочий гаража наклонился и вытащил ключ из зажигания.
— Итак, сколько я должен? — спросил Кит, открывая бумажник.
— Двадцать фунтов, — ответил механик.
Кит резко повернулся и уставился на него.
— Двадцать фунтов? — задохнулся он. — Но у меня нет таких денег. Вы уже получили тридцать шиллингов, и вообще, эта чертова машина обошлась мне всего в тридцать фунтов.
Информация не произвела на механика ни малейшего впечатления.
— Нам пришлось заменить коленчатый вал и восстановить карбюратор, — пояснил он. — А запчасти достать нелегко. Не говоря уж о кузовных работах. В Берлине невелик спрос на такую роскошь. Двадцать фунтов, — повторил он.
Кит открыл бумажник и стал считать деньги.
— Сколько это будет в немецких марках?
— Мы не принимаем марки, — покачал головой механик.
— Почему?
— Британцы предупредили, что сейчас много фальшивых марок.
Кит решил, что пора сменить тактику.
— Это же просто вымогательство! — закричал он. — Я добьюсь, чтобы вас закрыли!
Немец равнодушно выслушал его тираду.
— Может, вы и выиграли войну, сэр, — сухо произнес он, — но это не значит, что вы не должны платить по счетам.
— Вам это так не пройдет! — бушевал Кит. — Я сообщу о вас моему другу капитану Армстронгу из ОИССО. Тогда узнаем, кто здесь главный.
— Пожалуй, стоит вызвать полицию. Пусть они решают, кто здесь главный.
Это остудило пыл Кита. Некоторое время он ходил по двору и наконец признался:
— У меня нет двадцати фунтов.
— В таком случае вам, наверное, придется продать машину.
— Ни за что, — покачал головой Кит.
— Как бы вы ни решили, она останется у нас в гараже — по обычному дневному тарифу, — пока вы не оплатите счет.
Механики нависли над его «эм-джи», и Кит побагровел. Они невозмутимо смотрели на него.
— Сколько вы можете за нее предложить? — наконец спросил он.
— Ну, подержанные спортивные машины с правым рулем не пользуются большим спросом в Берлине, — ответил механик. — Но думаю, я смогу заплатить вам 100 тысяч марок.
— Вы же говорили, что не имеете дела с марками.
— Только когда продаем. Покупка — дело другое.
— После оплаты счета у меня что-нибудь останется от этих ста тысяч?
— Нет, — сказал механик. Он немного помолчал, потом с улыбкой добавил: — Но мы поможем вам поменять деньги по хорошему курсу.
— Проклятые нацисты, — тихо пробормотал Кит.
На втором курсе друзья из Лейбористского клуба убедили Кита баллотироваться в комитет. Он сразу сообразил, что, хотя в клубе состоит больше шестисот человек, именно комитет встречается с министрами, когда те посещают университет, и именно комитет обладает властью принимать решения. Они даже выбрали представителей, которые присутствовали на партийных конференциях и, таким образом, могли повлиять на политику партии.
Когда объявили результаты голосования, Кит удивился, узнав, что победил с большим преимуществом. В понедельник он присутствовал на первом заседании комитета в «Каменщиках». Он молча сидел сзади и не мог поверить в происходящее. Этот комитет повторял все, что Кит презирал в Британии. Это был реакционный, предвзятый и, когда доходило до принятия настоящих решений, ультраконсервативный комитет. Если кто-то предлагал оригинальную идею, ее долго обсуждали, а потом благополучно забывали, перенеся собрание в бар внизу. Кит понял, что быть членом комитета недостаточно, если он хочет претворить в жизнь свои наиболее радикальные идеи. На последнем курсе надо стать председателем Лейбористского клуба. Когда он упомянул о своем замысле в письме отцу, сэр Грэхем написал в ответ, что его больше интересует степень Кита, поскольку должность председателя Лейбористского клуба не имеет первостепенного значения для человека, который надеется унаследовать газетный бизнес.
Единственным соперником Кита оказался вице-председатель Гарет Уильямс. Он был сыном шахтера со стипендией от Нитской средней школы и, само собой, имел все необходимые данные для этой должности.
Выборы руководителей были назначены на вторую неделю Михайлова триместра. Кит понимал — если он хочет стать председателем, ему нужно использовать каждую минуту первой недели. Поскольку Гарет Уильямс скорее пользовался популярностью у комитета, чем у рядовых членов, Кит точно знал, куда направить свои усилия. Первые десять дней триместра он приглашал выпить у себя в комнате некоторых зарегистрированных членов клуба, в том числе первокурсников. Каждый вечер они ящиками поглощали пиво, ели пирожки, пили дешевое вино — и все за счет Кита.
За сутки до выборов Кит решил, что все на мази. Он просмотрел список членов клуба, отмечая галочкой тех, с кем уже наладил отношения и кто, он не сомневался, будет голосовать за него. Сторонников Уильямса он отмечал крестиком.
Вечером накануне выборов проходило очередное заседание комитета, но Кит испытывал огромное удовольствие от мысли, что больше ему не придется присутствовать при обсуждении бессмысленных резолюций, которые в конечном счете всегда оказываются в ближайшей мусорной корзине. Он сидел в глубине комнаты, безучастный к внесению бесконечных поправок в подпункты, столь любимые Гаретом Уильямсом и его кликой. Почти час комитет обсуждал постыдный уровень безработицы, который недавно достиг 300 тысяч. Киту хотелось указать братьям, что в Британии, по его мнению, как минимум 300 тысяч человек, которые попросту не способны работать, но он решил, что накануне выборов, когда ему потребуется их поддержка, такое выступление было бы неразумным.