Четвертое сословие - Страница 55

После благословения леди Таунсенд вновь взяла под руку сына и пошла за гробом, который понесли к выкопанной могиле.

— Прах к праху, — читал нараспев епископ, когда гроб опустили в могилу и могильщики стали бросать на него комья земли.

Кит поднял голову и обвел взглядом всех собравшихся вокруг могилы. Друзья, родственники, коллеги, политики, соперники, букмекеры — попадались даже стервятники, которые, как подозревал Кит, пришли просто поживиться — все смотрели в разверстую яму.

Когда епископ совершил крестное знамение, Кит медленно повел мать к ожидавшему лимузину. Перед автомобилем она остановилась и повернулась лицом к тем, кто молча следовал за ней. Целый час она пожимала руки, пока все не разъехались.

По дороге в Турак никто не произнес ни слова, и как только они приехали домой, леди Таунсенд поднялась по массивной мраморной лестнице и скрылась в своей комнате. Кит пошел на кухню, где Флорри готовила легкий обед. Он поставил еду на поднос и отнес матери. Она сидела в своем любимом кресле у окна и не шевельнулась, когда он поставил перед ней поднос. Он поцеловал ее в лоб, повернулся и вышел. Потом Кит долго бродил по поместью, повторяя маршрут, по которому так часто гулял с отцом.

Леди Таунсенд вышла около восьми вечера, и они вместе направились в столовую. Она вновь говорила только о его отце, выражая те же чувства, что и прошлым вечером. Она едва притронулась к еде, и как только убрали со стола, молча поднялась и прошла в гостиную.

Она заняла свое обычное место у камина, и Кит, немного помешкав, сел в отцовское кресло. Когда горничная подала им кофе, мать наклонилась вперед и, грея руки у огня, задала ему вопрос, которого он так терпеливо ждал:

— Что ты собираешься делать теперь, когда вернулся в Австралию?

— Завтра первым делом встречусь с редактором «Курьера». Нужно быстро внести кое-какие изменения, если мы собираемся померяться силами с «Эйджем».

Он замолчал, ожидая ее ответа.

— Кит, — наконец произнесла она, — мне жаль тебе это говорить, но «Курьер» нам больше не принадлежит.

Кит был настолько потрясен, что даже не смог ответить.

— Как тебе известно, — грея руки, продолжала она, — твой отец оставил все мне, а я всегда испытывала отвращение к долгам любого рода. Может, если бы он оставил газеты тебе…

— Но, мама, я… — начал Кит.

— Не забывай, Кит, тебя не было почти пять лет. Последний раз я тебя видела школьником, неохотно поднимавшимся на борт парохода. Я не могла знать…

— Но отец не хотел бы, чтобы ты продала «Курьер». Ведь это его первая газета.

— И каждую неделю она терпела убытки. Когда корпорация Кенрайт предложила мне возможность выбраться из долгов, правление посоветовало мне принять предложение.

— Ты даже не дала мне попытаться что-нибудь изменить. Я отлично знаю, что тираж обеих газет падал на протяжении нескольких лет. Именно поэтому я разрабатывал новую стратегию, стратегию, с которой отец готов был согласиться.

— Боюсь, ничего не выйдет, — сказала мать. — Сэр Колин Грант, председатель правления «Аделаид Мессенджер», на днях предложил мне сто пятьдесят тысяч фунтов за «Газетт», и на следующем заседании правление будет рассматривать это предложение.

— Но зачем нам продавать «Газетт»? — Кит не мог поверить своим ушам.

— Потому что мы уже несколько лет ведем безрезультатную битву с «Мессенджером», и их предложение кажется мне весьма щедрым в сложившейся ситуации.

— Мама, — Кит встал лицом к ней, — я вернулся домой не для того, чтобы продавать «Газетт». Совсем наоборот. Я поставил перед собой цель завладеть «Мессенджером».

— Кит, в нашем нынешнем финансовом положении это просто нереально. В любом случае правление никогда на это не пойдет.

— Сейчас, наверное, нет, но когда мы будем продавать больше экземпляров, чем они, оно обязательно согласится.

— Ты так похож на своего отца, Кит, — мать посмотрела на него.

— Просто дай мне шанс показать, на что я способен, — сказал Кит. — Увидишь, я многому научился на Флит-Стрит. Я приехал домой, чтобы с толком использовать полученные знания.

Леди Таунсенд долго молчала, глядя на огонь.

— Сэр Колин дал мне девяносто дней на размышление, — наконец произнесла она и снова замолчала. — Я даю тебе столько же — попробуй за это время убедить меня, что мне следует отклонить его предложение.

Когда на следующее утро Таунсенд вышел из самолета в Аделаиде, первое, на что он обратил внимание, войдя в зал прилета — на газетной стойке «Мессенджер» стоит над «Газетт». Он опустил сумки и поменял газеты местами, а потом купил обе.

Стоя в очереди на такси, он отметил, что из семидесяти трех человек двенадцать держат в руках «Мессенджер» и только семь — «Газетт». По дороге в город, сидя в такси, он записал свои наблюдения на обратной стороне билета с намерением обсудить их с Фрэнком Бейли, редактором «Курьера». Потом он пролистал обе газеты и вынужден был признать, что «Мессенджер» интереснее. Однако он чувствовал, что не стоит говорить об этом в первый же день.

Такси остановилось перед зданием редакции «Газетт». Таунсенд оставил сумки в приемной и на лифте поднялся на третий этаж. Никто не обратил на него внимания, когда он прошел мимо стрекотавших машинисток, без стука открыл дверь в кабинет редактора и оказался на утреннем совещании.

Удивленный Фрэнк Бейли поднялся из-за стола и протянул руку.

— Кит, рад тебя видеть после стольких лет.