Четвертое сословие - Страница 64

— В Дрезден?

— Да. Госпожа Лаубер благополучно устроилась в самом центре советского сектора. Для тебя это даже лучше. Но, думаю, нам стоит подождать несколько дней.

— Почему? — спросил Армстронг.

— Ты еще многого не знаешь о британцах, Любжи. Если ты овладел их языком, это еще не значит, что ты можешь читать их мысли. Англичане любят порядок. Если ты вернешься сюда завтра, у них сразу появятся подозрения. А если через неделю, они даже не обратят на это внимания.

— И что мне им доложить?

— Скажи, что я осторожничал, что ты «все еще прощупываешь почву», — Тюльпанов снова улыбнулся. — Но можешь сказать им, что я интересовался человеком по имени Арбутнот, Пьер Арбутнот, и спрашивал, правда ли, что он скоро займет пост в Берлине? Ты ответил, что никогда о нем не слышал, но постараешься выяснить.

Вернувшись в британский сектор, Армстронг пересказал Форсдайку бо́льшую часть разговора. Он ожидал, что ему объяснят, кто такой Арбутнот и когда он приедет в Берлин, но Форсдайк лишь сказал:

— Он просто тебя проверяет. Он точно знает, кто такой Арбутнот и когда он приступит к своим обязанностям. Когда ты сможешь снова побывать в русском секторе, не вызывая подозрений?

— В следующую среду или четверг у меня плановая встреча с русскими по поводу поставки бумаги.

— Хорошо. Если «случайно» окажешься неподалеку, зайди к Тюльпанову и скажи, что не смог вытянуть из меня никакой информации об Арбутноте.

— А это не вызовет у него подозрений?

— Нет, он скорее начнет подозревать тебя, если окажется, что тебе что-то известно об этом человеке.

На следующий день за завтраком Шарлотта и Дик снова поссорились из-за возвращения в Британию.

— Сколько еще предлогов ты придумаешь, чтобы оттянуть отъезд? — возмущалась она.

Дик не стал отвечать. Не глядя на нее, он схватил свою трость и фуражку и выскочил за дверь.

Рядовой Бенсон отвез его прямо в контору, и, не успев войти в кабинет, он немедленно вызвал к себе Сэлли. Она вошла с пачкой документов на подпись и приветливо улыбнулась. Час спустя она вернулась за свой стол и чувствовала себя так, будто побывала в мясорубке. Она предупредила всех, чтобы до конца дня они держались подальше от капитана, потому что он в самом дурном расположении духа. К среде его настроение не улучшилось, и в четверг вся команда вздохнула с облегчением, узнав, что его не будет в конторе весь день.

Около десяти утра Бенсон привез его в русский сектор. С кожаным саквояжем в руке Армстронг вышел из джипа и приказал водителю возвращаться в британский сектор. Он прошел через огромную арку к конторе Тюльпанова и с удивлением обнаружил, что у входа в здание его ждет секретарша майора.

Не говоря ни слова, она повела его по вымощенному булыжником двору к большому черному мерседесу, открыла дверцу, и Армстронг сел на заднее сиденье рядом с Тюльпановым. Мотор уже работал, и, не дожидаясь указаний, водитель выехал на площадь и двинулся в сторону автобана.

Майор не выказал никакого удивления, когда Армстронг передал ему разговор с Форсдайком и сообщил, что не сумел ничего узнать об Арбутноте.

— Они тебе пока не доверяют, Любжи, — пояснил Тюльпанов. — Понимаешь, ты — не один из них. И, возможно, никогда им не станешь.

Армстронг нахмурился и стал смотреть в окно.

Выехав за черту города, они взяли направление на юг в сторону Дрездена. Через несколько минут Тюльпанов нагнулся и передал Армстронгу небольшой потрепанный чемоданчик с инициалами «К.Л.».

— Что это? — спросил Дик.

— Все имущество, оставшееся после славного майора, — ответил Тюльпанов. — Во всяком случае, то наследство, на которое может рассчитывать его вдова. — Он протянул Армстронгу плотный коричневый конверт.

— А это? Еще какое-то наследство?

— Нет. Это сорок тысяч марок, которые Лаубер заплатил Шульцу за пакет акций «Дер Телеграф». Видишь ли, если в дело замешаны британцы, я всегда стараюсь действовать по правилам. «Играй, играй и не сдавайся!» — сказал Тюльпанов и после небольшой паузы добавил: — Полагаю, теперь у тебя есть все необходимые документы.

Армстронг кивнул и спрятал конверт в кожаный саквояж. Он снова отвернулся и стал смотреть на мелькавший за окном пейзаж. Он был потрясен видом разрушений и не понимал, почему они ничего не восстанавливают — ведь война уже кончилась. Он обдумывал, как вести себя с госпожой Лаубер, и молчал всю дорогу, пока они не подъехали к окраине Дрездена.

— Водитель знает, куда ехать? — спросил Армстронг, когда они миновали указатель ограничения скорости до 40 километров.

— Разумеется, — ухмыльнулся Тюльпанов. — Ты не первый, кого он везет к этой пожилой даме. Он владеет информацией.

Армстронг бросил на него недоуменный взгляд.

— Вот поселишься в Лондоне, Любжи, и кто-нибудь объяснит тебе смысл этого выражения.

Через несколько минут они остановились в центре около мрачного бетонного многоквартирного дома, который выглядел так, будто в него только вчера попала бомба.

— Квартира шестьдесят три, — сообщил Тюльпанов. — Лифта, правда, нет, Любжи, так что придется тебе карабкаться наверх ножками. Хотя уж в чем-чем, а в этом ты особенно хорош.

Армстронг вышел из машины, держа в руках свой кожаный саквояж и потрепанный чемоданчик майора, и зашагал по заросшей дорожке к подъезду довоенного десятиэтажного дома. Он поднялся по бетонной лестнице, радуясь, что госпожа Лаубер живет не на последнем этаже. На шестом этаже он свернул в узкий неоштукатуренный коридор и остановился перед дверью, рядом с которой на стене красной краской была намалевана цифра «63».