— Она показалась мне скучноватой. Ты не мог бы ее чуть-чуть оживить?
— Как скажете, — еще больше удивился Рашклифф.
Поскольку Макалвой никогда не брал в рот ни капли до сдачи номера в печать, кое-кто из присутствующих решил, что он заболел.
— Ладно, значит решено. Материал Кевина пойдет на первую полосу, а Кэмпбелла — на вторую. — Он сделал паузу. — Мы с женой сегодня идем на Паваротти, поэтому я оставляю газету на Кевина. Справишься? — повернулся он к своему заместителю.
— Конечно, — кивнул Рашклифф, радуясь, что к нему наконец-то относятся как к равному.
— Значит, договорились, — заключил Макалвой. — А теперь все за работу.
Тихо переговариваясь между собой, журналисты потянулись к выходу из кабинета редактора. Рашклифф подошел к столу Макалвоя и поблагодарил его.
— Не за что, — махнул рукой редактор. — Знаешь, возможно, это твой шанс, Кевин. Ты наверняка в курсе, что я сегодня встречался с хозяином. Он хочет, чтобы мы сразились с «Глоуб» их же оружием. Именно так он и сказал. Постарайся, чтобы в завтрашнем «Ситизене» чувствовалась твоя рука. Я же не вечно буду сидеть в этом кресле, как ты понимаешь.
— Я постараюсь, — заверил его Рашклифф и вышел из кабинета. Если бы он немного задержался, он мог бы помочь редактору собрать вещи.
Через некоторое время Макалвой неторопливо шагал в сторону выхода. Он останавливался и разговаривал с каждым сотрудником редакции, которые попадались ему на пути. Он со всеми поделился, что они с женой давно мечтали послушать Паваротти, и если его спрашивали, кто будет вечером сдавать номер в печать, он всем отвечал, даже швейцару. Более того, он дважды уточнил у швейцара время, прежде чем направиться к ближайшей станции метро, понимая, что уже не может воспользоваться служебной машиной.
Кевин Рашклифф пытался сосредоточиться на статье для первой полосы, но его постоянно дергали, требуя поставить визу на тот или иной материал. Некоторые заметки он просто не успел проверить. Когда он наконец сдал номер в печать, в типографии его отчитали за задержку, и он был счастлив, что первый выпуск вышел из-под пресса за несколько минут до одиннадцати.
Пару часов спустя Армстронгу позвонил Стивен Халлет и прочитал ему первую полосу.
— Почему ты не остановил тираж, черт тебя дери? — вскипел Армстронг.
— Первый выпуск я увидел только после того, как он поступил в продажу, — ответил Стивен. — На первой полосе должен был стоять материал о члене городского совета Ламбета, которая объявила голодовку. Она черная и…
— Плевать мне, какого она цвета, — заорал Армстронг. — О чем думал Макалвой?
— Макалвой не подписывал ночной номер в печать.
— Тогда какой идиот это сделал?
— Кевин Рашклифф, — ответил адвокат.
Этой ночью Армстронг не смог уснуть. Как и большинство редакций на Флит-Стрит, которые отчаянно пытались связаться с министром иностранных дел и его подружкой-манекенщицей. К утру выяснилось, что он даже не знаком с нею.
Все говорили только об этой истории, поэтому почти никто не заметил небольшую заметку на седьмой полосе «Ситизена» под заголовком «Карточные домики». Автор утверждал, что муниципальные дома, построенные по проекту одного из ведущих британских архитекторов, все время рушатся. В редакцию доставили письмо от адвоката, в котором говорилось, что сэр Ангус никогда в жизни не проектировал муниципальные дома. Адвокат приложил к письму текст опровержения, которое он хотел увидеть в следующем номере газеты, а также указал сумму, которую следует внести на счет любимой благотворительной организации архитектора в качестве возмещения ущерба.
В ресторанной рубрике один известный ресторан обвинили в том, что он регулярно травит своих посетителей. Раздел путешествий поместил статью о туристической компании, которая якобы бросила своих туристов в Испании, не забронировав им даже номер в гостинице. На последней полосе писали, что менеджер английской футбольной команды…
Макалвой доложил всем, кто звонил ему в то утро домой, что Армстронг накануне уволил его и приказал немедленно освободить кабинет. Он ушел из редакции в 16.19, передав дела своему заместителю.
— Это Рашклифф, с двумя «ф», — услужливо добавлял он.
Все члены редколлегии подтвердили слова Макалвоя.
Стивен Халлет пять раз звонил Армстронгу, сообщая о получении повесток в суд и советуя удовлетворить все их требования, причем сделать это быстро.
«Глоуб» опубликовала на второй полосе заметку о печальном завершении карьеры Алистера Макалвоя, десять лет верно служившего «Ситизену». Всем истинным профессионалам, сокрушался автор, будет очень не хватать этого старейшины Флит-Стрит.
Когда «Глоуб» впервые продала три миллиона экземпляров, Таунсенд устроил вечеринку. На сей раз почти все ведущие политики и медиаперсоналии все-таки сумели прийти — несмотря на альтернативный прием у Армстронга в честь восьмидесятилетия «Ситизен».
— Ну, на этот раз хоть дату не переврал, — заметил Таунсенд.
— Кстати о датах, — сказал Брюс. — Когда я смогу вернуться в Австралию? Ты, конечно, не заметил, но я уже пять лет не был дома.
— Ты не уедешь домой, пока не уберешь из шапки «Ситизена» слова «Самая популярная ежедневная газета Британии», — невозмутимо ответил Таунсенд.
Брюс Келли смог заказать билет на рейс до Сиднея только через пятнадцать месяцев, когда аудиторский комитет средств массовой информации объявил, что средний ежедневный тираж «Глоуб» за предыдущий месяц составил 3 612 000 против 3 610 000 у «Ситизен». Следующий номер «Глоуб» вышел с огромным заголовком на всю полосу «ПРИДЕТСЯ ИХ СНЯТЬ», а под ним красовался стосорокакилограммовый Армстронг в боксерских трусах.